Тому, кто никуда не плывет никакой ветер не попутный
Тому, кто никуда не плывет никакой ветер не попутный
среда, 13 февраля 2013
17:25
Доступ к записи ограничен
Тому, кто никуда не плывет никакой ветер не попутный
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
суббота, 09 февраля 2013
Тому, кто никуда не плывет никакой ветер не попутный
пятница, 08 февраля 2013
Тому, кто никуда не плывет никакой ветер не попутный
понедельник, 04 февраля 2013
Тому, кто никуда не плывет никакой ветер не попутный
И никаких спасибо не хватит на три часа абсолютного счастья.
КОгда одна часть тебя восторженно-послушно ловит свет, а другая, находящаяся вне всего этого успевает "отсечь" новые тестовые фишки, и от души.... жалеть.... Миниатюрного человека на шарнирах, щедро раздающего всем нуждающимся. Свет Тепло. Музыку. не просто не оставляя себе крох - выбирая себя до дна.
Это я опять про Мишу Башакова.
Пусть у него все будет хорошо.
КОгда одна часть тебя восторженно-послушно ловит свет, а другая, находящаяся вне всего этого успевает "отсечь" новые тестовые фишки, и от души.... жалеть.... Миниатюрного человека на шарнирах, щедро раздающего всем нуждающимся. Свет Тепло. Музыку. не просто не оставляя себе крох - выбирая себя до дна.
Это я опять про Мишу Башакова.
Пусть у него все будет хорошо.
воскресенье, 03 февраля 2013
Тому, кто никуда не плывет никакой ветер не попутный
Такой неожиданный привет из детства.
Из прокуренной кухни у Дяди Феди, у которого квартировались двое аморально волосатых, блистающих заклепками на теплых куртках, рисованными черепушками на самодельных гитарных чехлах .
К которым набивалось еще ппяток таких же.
Ну и мы, малолетки, всеми силами старающиеся не мешать, и даже быть полезными, чтоб не поперли.
Пили чай (и не только чай. впрочем, "детям" наливали символически. Да мы и не просили). Ели первое, кривое но вкусное, сделанное своими руками печенье. Или просто хлеб с сахаром.
Взрослые брали инструменты и что-то играли . Взрослые часто менялись, и запомнить всех по именам и малолицеприятным кликухам казалось делом гиблым - зачем? ведь на это еще много таких вечеров.
Все это называлось "репетиция"
И ушло так же внезапно , как и пришло.
И я даже заскучать не успела. Только жалко было, что в Дяди Федином доме живут чужие люди, а на месте нашей кухни стройка.
Но ... Это был не возраст ностальгии. И жизнь пошла своим чередом. И было не странно , когда через пару лет из всех динамиков, вместо "ксюша-юбочка из плюша" вдруг начали долетать знакомые тексты...
"Где моя прекрасная Ассоль?" "на кухне мышка, уронила банку..."
Нет, удивительно небыло.
Удивительно сейчас.
Когда под противное бряканье расстроеной гитары.
Голосом, которым еще не овладел. незнакомый мальчик поет ДРУГИЕ песни.
читать дальше
И стоишь, нервно сглатывая, стараясь не подавиться вопросом - ребенок, ну у тебя то это откуда...
Из прокуренной кухни у Дяди Феди, у которого квартировались двое аморально волосатых, блистающих заклепками на теплых куртках, рисованными черепушками на самодельных гитарных чехлах .
К которым набивалось еще ппяток таких же.
Ну и мы, малолетки, всеми силами старающиеся не мешать, и даже быть полезными, чтоб не поперли.
Пили чай (и не только чай. впрочем, "детям" наливали символически. Да мы и не просили). Ели первое, кривое но вкусное, сделанное своими руками печенье. Или просто хлеб с сахаром.
Взрослые брали инструменты и что-то играли . Взрослые часто менялись, и запомнить всех по именам и малолицеприятным кликухам казалось делом гиблым - зачем? ведь на это еще много таких вечеров.
Все это называлось "репетиция"
И ушло так же внезапно , как и пришло.
И я даже заскучать не успела. Только жалко было, что в Дяди Федином доме живут чужие люди, а на месте нашей кухни стройка.
Но ... Это был не возраст ностальгии. И жизнь пошла своим чередом. И было не странно , когда через пару лет из всех динамиков, вместо "ксюша-юбочка из плюша" вдруг начали долетать знакомые тексты...
"Где моя прекрасная Ассоль?" "на кухне мышка, уронила банку..."
Нет, удивительно небыло.
Удивительно сейчас.
Когда под противное бряканье расстроеной гитары.
Голосом, которым еще не овладел. незнакомый мальчик поет ДРУГИЕ песни.
читать дальше
И стоишь, нервно сглатывая, стараясь не подавиться вопросом - ребенок, ну у тебя то это откуда...
вторник, 29 января 2013
Тому, кто никуда не плывет никакой ветер не попутный
Весело упасть – весело взлететь.
Что же за напасть – без оглядки петь
О снегах черных, о тепле дальнем,
Об огнях светлых в куполе хрустальном,
Где бывают боги и уносят черти
В дальние дороги под скрипочку смерти.
Припев:
Пой, колокольчик, пой,
Лай, старый пес, лай,
Птиц одиноких строй
На вираже в рай,
И сладкая земля внизу не видна.
читать дальше
Увы-увы-от этой песни не осталось мелодии...
И еще одно
Что же за напасть – без оглядки петь
О снегах черных, о тепле дальнем,
Об огнях светлых в куполе хрустальном,
Где бывают боги и уносят черти
В дальние дороги под скрипочку смерти.
Припев:
Пой, колокольчик, пой,
Лай, старый пес, лай,
Птиц одиноких строй
На вираже в рай,
И сладкая земля внизу не видна.
читать дальше
Увы-увы-от этой песни не осталось мелодии...
И еще одно
Тому, кто никуда не плывет никакой ветер не попутный
И платой за приручаемость эхо чужой тоски.
выходя на улицу запахни надежнее шарф.
Мы носим чужие дыры внутри
Давно не упомнить - где, от кого и чья
И, казалось бы , можно стоять у окна
И с табачным дымом выдохнуть суету.
Можно взять и с легкостью всем раздать.
Каину каиново. Цезарю и Петру.
И, казалось бы, можно собрать себе,
Что дал и что взяли тебя не спрося.
Только помни: латая последнюю дырку в душе
Ты последним стежком добиваешь...
Себя
А это Оля Афраймович
тысячная человечность
самая жестокая из всех победивших
ты отрезаешь меня от моего присутствия
ты отвлекаешь меня от света моей звезды
ты пригибаешь мои позвонки своей нежностью
и окунаешь мою чистоту в мои же мистерии
я поднимаю свой тысячный белый флаг
ослепительно-белый последний
я позволяю тебе пропустить меня через это
только так мои перепонки не лопнут
когда я снова услышу во сне
и не забуду уже никогда
как колышется над этой водой
свет моей звезды
выходя на улицу запахни надежнее шарф.
Мы носим чужие дыры внутри
Давно не упомнить - где, от кого и чья
И, казалось бы , можно стоять у окна
И с табачным дымом выдохнуть суету.
Можно взять и с легкостью всем раздать.
Каину каиново. Цезарю и Петру.
И, казалось бы, можно собрать себе,
Что дал и что взяли тебя не спрося.
Только помни: латая последнюю дырку в душе
Ты последним стежком добиваешь...
Себя
А это Оля Афраймович
тысячная человечность
самая жестокая из всех победивших
ты отрезаешь меня от моего присутствия
ты отвлекаешь меня от света моей звезды
ты пригибаешь мои позвонки своей нежностью
и окунаешь мою чистоту в мои же мистерии
я поднимаю свой тысячный белый флаг
ослепительно-белый последний
я позволяю тебе пропустить меня через это
только так мои перепонки не лопнут
когда я снова услышу во сне
и не забуду уже никогда
как колышется над этой водой
свет моей звезды
понедельник, 28 января 2013
Тому, кто никуда не плывет никакой ветер не попутный
Тому, кто никуда не плывет никакой ветер не попутный
Ребята, ну эта ваша Чикина кошмарна.
Манерой исполнения, я имею в виду.
Хотя некоторые ее песни в чужом исполнении неплохи.
Манерой исполнения, я имею в виду.
Хотя некоторые ее песни в чужом исполнении неплохи.
Тому, кто никуда не плывет никакой ветер не попутный
Тому, кто никуда не плывет никакой ветер не попутный
- Алло, это турагентство? Я хотел бы заказать тур!
- Здравствуйте, слушаю вас. Куда вам?
- Нет-нет, к удавам я не хочу!
- Нет, вы не поняли: надо куда вам?
- Эх... Ну, надо так надо! Оформляйте к удавам!
- Здравствуйте, слушаю вас. Куда вам?
- Нет-нет, к удавам я не хочу!
- Нет, вы не поняли: надо куда вам?
- Эх... Ну, надо так надо! Оформляйте к удавам!
воскресенье, 27 января 2013
Тому, кто никуда не плывет никакой ветер не попутный
Ольга Афраймович
Я знаю, я знаю — в миру, на войне ли —
Мы самое яблочко этого тира.
И если бы раньше мы были сильнее,
То были б не здесь, а среди дезертиров.
Мы скоро прокатимся яблочным спасом,
Огнем созревания сердца из мертвых,
Спалим этот бункер и боеприпасы —
И снова нальем оружейному черту.
Нет, я не устану от млечного зова,
От долгой войны и казенного спирта,
От всех, кто победой уже окольцован
И вынут навечно из списка убитых,
Кто 32-го беспечного мая
Адепты с невидно мерцающим мелом,
Кто тысячи раз отдавал, не ломаясь,
Веселой земле оловянное тело.
Неважно, в какой из печей — на исходе
Из белой ли, черной сновидящей кожи —
Я сдамся с последней отметкой "не годен
К обыденной службе"... но все это позже.
Пока же, с тоской демиурга в походке,
Забудешь в седьмом из привычных карманов
Билет проездной, табака три щепотки
И самого грустного из оловянных.
Да если б он мог закричать, что разрушен
От боли родства, от слепящего света,
То память вместила бы, не поперхнувшись,
Внезапный глоток настоящего лета.
Охотник плохой — он вернется из рая
Почти невредимым, почти без улова.
Он только прошепчет тебе, задыхаясь
Невзорванной силой забитого слова:
Я дом, заколоченный от разоренья,
Закрытое солнце, бумажная веха,
В меня прорастают цветы возвращенья
И брызги лозы виноградного смеха.
Так скоро и нас сокрушит и закружит,
Швырнет за шагами без тени и речи,
За всем, что сияет внутри и снаружи,
Внутри и снаружи — одна бесконечность,
Ни яви, ни сна... разрывая границы —
Ты первый, кто равен тому и другому,
Кто стены рисует и сам себе снится,
Когда замирает в мгновенье от дома.
Пока не дописаны все партитуры,
Пока у руэды не сдвинулись пары,
Пока шахматисты мешают фигуры,
А доски стоят под недолгой опарой,
Налей мне стакан неразбавленной правды —
За белые перья былого блезиру,
За воздух, летящий в дыхание сада,
В стволы и артерии спящего мира.
Мы скоро не вспомним, на самом ли деле
Сжигали мундир и искали прохода —
Для всех, без деленья на небо и землю —
К дыханию певчего духа свободы.
Я знаю, я знаю — в миру, на войне ли —
Мы самое яблочко этого тира.
И если бы раньше мы были сильнее,
То были б не здесь, а среди дезертиров.
Мы скоро прокатимся яблочным спасом,
Огнем созревания сердца из мертвых,
Спалим этот бункер и боеприпасы —
И снова нальем оружейному черту.
Нет, я не устану от млечного зова,
От долгой войны и казенного спирта,
От всех, кто победой уже окольцован
И вынут навечно из списка убитых,
Кто 32-го беспечного мая
Адепты с невидно мерцающим мелом,
Кто тысячи раз отдавал, не ломаясь,
Веселой земле оловянное тело.
Неважно, в какой из печей — на исходе
Из белой ли, черной сновидящей кожи —
Я сдамся с последней отметкой "не годен
К обыденной службе"... но все это позже.
Пока же, с тоской демиурга в походке,
Забудешь в седьмом из привычных карманов
Билет проездной, табака три щепотки
И самого грустного из оловянных.
Да если б он мог закричать, что разрушен
От боли родства, от слепящего света,
То память вместила бы, не поперхнувшись,
Внезапный глоток настоящего лета.
Охотник плохой — он вернется из рая
Почти невредимым, почти без улова.
Он только прошепчет тебе, задыхаясь
Невзорванной силой забитого слова:
Я дом, заколоченный от разоренья,
Закрытое солнце, бумажная веха,
В меня прорастают цветы возвращенья
И брызги лозы виноградного смеха.
Так скоро и нас сокрушит и закружит,
Швырнет за шагами без тени и речи,
За всем, что сияет внутри и снаружи,
Внутри и снаружи — одна бесконечность,
Ни яви, ни сна... разрывая границы —
Ты первый, кто равен тому и другому,
Кто стены рисует и сам себе снится,
Когда замирает в мгновенье от дома.
Пока не дописаны все партитуры,
Пока у руэды не сдвинулись пары,
Пока шахматисты мешают фигуры,
А доски стоят под недолгой опарой,
Налей мне стакан неразбавленной правды —
За белые перья былого блезиру,
За воздух, летящий в дыхание сада,
В стволы и артерии спящего мира.
Мы скоро не вспомним, на самом ли деле
Сжигали мундир и искали прохода —
Для всех, без деленья на небо и землю —
К дыханию певчего духа свободы.
15:00
Доступ к записи ограничен
Тому, кто никуда не плывет никакой ветер не попутный
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
четверг, 17 января 2013
Тому, кто никуда не плывет никакой ветер не попутный
Химеры-хранители
в двадцать не жизнь, а сплошные схемы: куча намёток и чертежей. вот ты плетешься домой со смены - вырастешь в Джеймса, пока что Джей. куртка, наушник с плохим контактом, рваные кеды, огонь в глазах - осень на два отбивает такты и залезает к тебе в рюкзак. кончилось лето - волшебный бисер, туго сплети, сбереги навек, память ступает проворной рысью, ждёт темноты в городской траве. вроде не то чтобы зол и загнан — нервые стальные, пока щадят...
но накрывает всегда внезапно — бомбой на скверах и площадях.
мы научились различным трюкам - так, что не снилось и циркачам. стерпим уход и врага и друга, небо попрём на своих плечах. если ты сильный, пока ты молод - что тебе горе и нищета?
только когда настигает холод - Бог упаси не иметь щита. это в кино всё легко и колко - помощь друзей, волшебство, гроза... здесь на окне ледяная корка, и у метели твои глаза. если бесцветно, темно и страшно, выход не виден и за версту...
...те, кто однажды вступил на стражу, будут стоять на своем посту.
старый трамвай тормозит со стоном, ярко искрятся во тьме рога. сумку хватай и беги из дома, кто будет вправе тебя ругать? мысли по ветру - легко и быстро, будто вовек не прибавят лет... значит, шли к чёрту своих Магистров, быстро садись и бери билет. небо - чужое, свои кумиры, кружит волшебной каймою стих... даже пусть где-то ты центр Мира - сможет ли это тебя спасти? в Ехо дела не бывают плохи, беды - нестрашные мотыльки. вот мне пятнадцать, и я в лоохи - кто еще помнит меня таким? гибель моя обитает в птице, жизнь обращается к нам на "вы" - эй, а не хочешь ли прокатиться вниз по мерцающим мостовым? орден за Орден, и брат за брата, только звенит в глубине струна - мысль о том, что пора обратно - и есть твоя Тёмная Сторона. мантию снять, и стянуть корону, скабой завесить дверной глазок; бросить монетку на дно Хурона, чтобы приснился еще разок.
в мире другом зацветает вереск, как не тасуй - наверху валет. где бы ты ни был, я здесь надеюсь, что ты умеешь вставать на след.
поезд летит, заедают дверцы, в Лондоне холодно в ноябре. если еще не разбито сердце, так ли уж важно, кто здесь храбрей? гул заголовков — "волна террора", "происки Лорда", "борьба за трон"...только какая судьба, авроры, если семнадцать, и ты влюблен? хитрость, мозги, доброта, отвага, страшно ли, мальчик? ничуть, ничуть...можно не быть с гриффиндорским флагом, чтобы сражаться плечом к плечу. старая песня, тебе не знать ли: дружба - и воин, и проводник; самого сильного из заклятий нет ни в одной из запретных книг. палочка, клетка, за плечи лямка, чуточку пороха брось в камин - глупо всю жизнь ждать письма из замка, нужно садиться писать самим. здесь не заклятья - скорей патроны, маггловский кодекс, извечный рок... где-то вдали стережёт Патронус зыбкие грани твоих миров. старые сны накрывают шалью, чьи-то глаза сберегут от пуль — я замышляю одну лишь шалость, карта, скорей, укажи мне путь.
раз уж пришёл - никуда не деться, строчки на стенах укажут путь. волчья тропа охраняет детство - значит, мы справимся как-нибудь. струйка из крана - заместо речки, зубы порою острей меча; ночь старых Сказок продлится вечно - или пока не решишь смолчать. кто выделяется - тот опасен, лучше не знать ни о чём лихом... но почему в надоевшем классе пахнет корою и влажным мхом? но почему всё сильнее знаки, руки - прозрачнее и светлей? странные песни поёт Табаки, древние травы бурлят в котле, пальцы Седого скользят небрежно, вяжет холщовый мешок тесьма... если сумеешь найти надежду, то соберёшь её в талисман. но почему всё сильнее знаки, ветер за окнами сер и тих; все коридоры ведут к Изнанке - хватит ли духа туда пойти? пусть нелегко и пусты пороги, истина, вообщем, совсем проста - здесь ты становишься тем в итоге, кем ты нашёл в себе силы стать.
строчки из книги - тоска, потеха, пусть тебе скажут, мол, что на том?...
Дом никогда не бросает тех, кто взял, и однажды поверил в Дом.
знаю, ты скажешь - «всего лишь книги», я не дурак, отдаю отчет. будут любимых родные лики, будет опорой в беде плечо. будет несметная сотня плюсов, что в своё время пришлёт судьба; полную цену своих иллюзий я отложил в кладовые лба. знаю, что скоро добью все цели, смело решится любой вопрос...
ну а пока - кружит домик Элли, трубку в дыму набивает Холмс. чай наливает, смеясь, Алиса, Хаку летит - за верстой верста, тихо шагают за дудкой крысы, робко подходит к звезде Тристан, Мортимер вслух оживляет строчки - эй, Сажерук, вот и твой черед!... Бильбо сбегает от эльфов в бочке, Герда бежит через колкий лёд. в детстве бежать при любой погоде с книжкой во двор - и пойди найди...
вот вспоминаешь, и так выходит - ты никогда не бывал один.
путь до окраин довольно долог; Джей задремал, опустив лицо.
войско выходит из книжных полок и окружает его кольцом.
(с)cheyzheon.livejournal.com
в двадцать не жизнь, а сплошные схемы: куча намёток и чертежей. вот ты плетешься домой со смены - вырастешь в Джеймса, пока что Джей. куртка, наушник с плохим контактом, рваные кеды, огонь в глазах - осень на два отбивает такты и залезает к тебе в рюкзак. кончилось лето - волшебный бисер, туго сплети, сбереги навек, память ступает проворной рысью, ждёт темноты в городской траве. вроде не то чтобы зол и загнан — нервые стальные, пока щадят...
но накрывает всегда внезапно — бомбой на скверах и площадях.
мы научились различным трюкам - так, что не снилось и циркачам. стерпим уход и врага и друга, небо попрём на своих плечах. если ты сильный, пока ты молод - что тебе горе и нищета?
только когда настигает холод - Бог упаси не иметь щита. это в кино всё легко и колко - помощь друзей, волшебство, гроза... здесь на окне ледяная корка, и у метели твои глаза. если бесцветно, темно и страшно, выход не виден и за версту...
...те, кто однажды вступил на стражу, будут стоять на своем посту.
старый трамвай тормозит со стоном, ярко искрятся во тьме рога. сумку хватай и беги из дома, кто будет вправе тебя ругать? мысли по ветру - легко и быстро, будто вовек не прибавят лет... значит, шли к чёрту своих Магистров, быстро садись и бери билет. небо - чужое, свои кумиры, кружит волшебной каймою стих... даже пусть где-то ты центр Мира - сможет ли это тебя спасти? в Ехо дела не бывают плохи, беды - нестрашные мотыльки. вот мне пятнадцать, и я в лоохи - кто еще помнит меня таким? гибель моя обитает в птице, жизнь обращается к нам на "вы" - эй, а не хочешь ли прокатиться вниз по мерцающим мостовым? орден за Орден, и брат за брата, только звенит в глубине струна - мысль о том, что пора обратно - и есть твоя Тёмная Сторона. мантию снять, и стянуть корону, скабой завесить дверной глазок; бросить монетку на дно Хурона, чтобы приснился еще разок.
в мире другом зацветает вереск, как не тасуй - наверху валет. где бы ты ни был, я здесь надеюсь, что ты умеешь вставать на след.
поезд летит, заедают дверцы, в Лондоне холодно в ноябре. если еще не разбито сердце, так ли уж важно, кто здесь храбрей? гул заголовков — "волна террора", "происки Лорда", "борьба за трон"...только какая судьба, авроры, если семнадцать, и ты влюблен? хитрость, мозги, доброта, отвага, страшно ли, мальчик? ничуть, ничуть...можно не быть с гриффиндорским флагом, чтобы сражаться плечом к плечу. старая песня, тебе не знать ли: дружба - и воин, и проводник; самого сильного из заклятий нет ни в одной из запретных книг. палочка, клетка, за плечи лямка, чуточку пороха брось в камин - глупо всю жизнь ждать письма из замка, нужно садиться писать самим. здесь не заклятья - скорей патроны, маггловский кодекс, извечный рок... где-то вдали стережёт Патронус зыбкие грани твоих миров. старые сны накрывают шалью, чьи-то глаза сберегут от пуль — я замышляю одну лишь шалость, карта, скорей, укажи мне путь.
раз уж пришёл - никуда не деться, строчки на стенах укажут путь. волчья тропа охраняет детство - значит, мы справимся как-нибудь. струйка из крана - заместо речки, зубы порою острей меча; ночь старых Сказок продлится вечно - или пока не решишь смолчать. кто выделяется - тот опасен, лучше не знать ни о чём лихом... но почему в надоевшем классе пахнет корою и влажным мхом? но почему всё сильнее знаки, руки - прозрачнее и светлей? странные песни поёт Табаки, древние травы бурлят в котле, пальцы Седого скользят небрежно, вяжет холщовый мешок тесьма... если сумеешь найти надежду, то соберёшь её в талисман. но почему всё сильнее знаки, ветер за окнами сер и тих; все коридоры ведут к Изнанке - хватит ли духа туда пойти? пусть нелегко и пусты пороги, истина, вообщем, совсем проста - здесь ты становишься тем в итоге, кем ты нашёл в себе силы стать.
строчки из книги - тоска, потеха, пусть тебе скажут, мол, что на том?...
Дом никогда не бросает тех, кто взял, и однажды поверил в Дом.
знаю, ты скажешь - «всего лишь книги», я не дурак, отдаю отчет. будут любимых родные лики, будет опорой в беде плечо. будет несметная сотня плюсов, что в своё время пришлёт судьба; полную цену своих иллюзий я отложил в кладовые лба. знаю, что скоро добью все цели, смело решится любой вопрос...
ну а пока - кружит домик Элли, трубку в дыму набивает Холмс. чай наливает, смеясь, Алиса, Хаку летит - за верстой верста, тихо шагают за дудкой крысы, робко подходит к звезде Тристан, Мортимер вслух оживляет строчки - эй, Сажерук, вот и твой черед!... Бильбо сбегает от эльфов в бочке, Герда бежит через колкий лёд. в детстве бежать при любой погоде с книжкой во двор - и пойди найди...
вот вспоминаешь, и так выходит - ты никогда не бывал один.
путь до окраин довольно долог; Джей задремал, опустив лицо.
войско выходит из книжных полок и окружает его кольцом.
(с)cheyzheon.livejournal.com
среда, 16 января 2013
Тому, кто никуда не плывет никакой ветер не попутный
www.amazingpaperairplanes.com/Favorites.html
Для чего такое множество хранится их -
Мелочей, невесть зачем застрявших в памяти?
Как засохшие былинки меж страницами -
И в картинку даже толком не составленных.
Так, всплывает: амфитеатр аудитории,
Третья пара. До конца - ещё пол-вечности.
И летает по безумной траектории
Самолётик из бумаги и беспечности.
Кто б напомнил - и о чём была та лекция?
И какую мы прохлопали теорию?
Мы теперь - как экспонаты из коллекции:
Приноровлены, притёрты и пристроены.
Нет, с годами не ослабли узы прочные -
С кем чудили и кому в жилетку каялись.
Так же ценятся беседы заполночные.
Всё в порядке! Мы нисколько не состарились.
Да, в порядке... Только время бледной гущею
Загоняет нас в зеркальные проекции:
Самолётик тот, с галёрки ловко пущенный,
Всё летит. И нам не смыться с этой лекции.
Нам не скрыться, не сбежать, не перепрятаться,
Не отпрыгнуть. И уже неудивительно,
Что отрезки от субботы и до пятницы
С каждым годом и короче, и стремительней.
И привычно ощущать себя распятыми,
Распростёртыми на собственных сомнениях
Между прошлым и непрожитым. Меж датами.
Теми, крайними - рожденья и безвременья.
Ты хоть номер набери, запомни пальцами,
Оказавшись ли в обойме, в переплёте ли...
Или, может, плюнь на всё! Погнали "зайцами"!
Без билета, на бумажном самолётике...
www.stihi.ru/avtor/pillerijn
Для чего такое множество хранится их -
Мелочей, невесть зачем застрявших в памяти?
Как засохшие былинки меж страницами -
И в картинку даже толком не составленных.
Так, всплывает: амфитеатр аудитории,
Третья пара. До конца - ещё пол-вечности.
И летает по безумной траектории
Самолётик из бумаги и беспечности.
Кто б напомнил - и о чём была та лекция?
И какую мы прохлопали теорию?
Мы теперь - как экспонаты из коллекции:
Приноровлены, притёрты и пристроены.
Нет, с годами не ослабли узы прочные -
С кем чудили и кому в жилетку каялись.
Так же ценятся беседы заполночные.
Всё в порядке! Мы нисколько не состарились.
Да, в порядке... Только время бледной гущею
Загоняет нас в зеркальные проекции:
Самолётик тот, с галёрки ловко пущенный,
Всё летит. И нам не смыться с этой лекции.
Нам не скрыться, не сбежать, не перепрятаться,
Не отпрыгнуть. И уже неудивительно,
Что отрезки от субботы и до пятницы
С каждым годом и короче, и стремительней.
И привычно ощущать себя распятыми,
Распростёртыми на собственных сомнениях
Между прошлым и непрожитым. Меж датами.
Теми, крайними - рожденья и безвременья.
Ты хоть номер набери, запомни пальцами,
Оказавшись ли в обойме, в переплёте ли...
Или, может, плюнь на всё! Погнали "зайцами"!
Без билета, на бумажном самолётике...
www.stihi.ru/avtor/pillerijn
Тому, кто никуда не плывет никакой ветер не попутный
понедельник, 14 января 2013
Тому, кто никуда не плывет никакой ветер не попутный
В плейлисте 3 новостийных сюжета. Первый о европейской практике, второй и третий - о пожилой американке, которая продавала наборы для самоубийств.
читать дальше
Тому, кто никуда не плывет никакой ветер не попутный
Экви Нокс
Нас не любят. За что — неважно. Пора смириться. Пробираться сквозь улицы, мерзнуть, давиться кашлем, доползать до квартиры, бронхит запивать душицей — алгоритмы. На «раз-два-три», будто в темпе вальса: дом, работа и дом. И опять ложиться. Нам потом начинает казаться, что не смертельно, нам потом начинает казаться, что можно жить так — нам, чужим, нам, вычеркнутым, отдельным… хорошо, что отдельным. Они до сих пор не знают, чем мы лечимся, что мы о них здесь пишем, что теперь из-за них мы с кармическими долгами — харе-харе, блин, Рама и харе Кришна — даже эти стихи не вытащат, не помогут, разве что станет легче. Чуть-чуть — но легче. Разве что мы хоть выплачемся немного, демонстрируя список своих увечий.
Мы не снимся им. Да, не снимся. Принять как данность: всех нас вычеркнули из памяти — даты, лица, имена, адреса квартир и названья станций. Мы не снимся. Мы им не снимся — давно и прочно, безнадежно, патово, тупиково. А за нас кто-то ставит и ставит точки — и на плечи нам падают зимний город, ледяное небо, чумные звезды. Снег ложится за ворот.
И прямо к горлу подступает колюче и остро — просто…
Просто нужно забыть.
Просто мы их помним.
Просто мы не забрали ключи от двери.
Просто мы почему-то наивно верим, что однажды они
наберут
наш номер.
Нас не любят. За что — неважно. Пора смириться. Пробираться сквозь улицы, мерзнуть, давиться кашлем, доползать до квартиры, бронхит запивать душицей — алгоритмы. На «раз-два-три», будто в темпе вальса: дом, работа и дом. И опять ложиться. Нам потом начинает казаться, что не смертельно, нам потом начинает казаться, что можно жить так — нам, чужим, нам, вычеркнутым, отдельным… хорошо, что отдельным. Они до сих пор не знают, чем мы лечимся, что мы о них здесь пишем, что теперь из-за них мы с кармическими долгами — харе-харе, блин, Рама и харе Кришна — даже эти стихи не вытащат, не помогут, разве что станет легче. Чуть-чуть — но легче. Разве что мы хоть выплачемся немного, демонстрируя список своих увечий.
Мы не снимся им. Да, не снимся. Принять как данность: всех нас вычеркнули из памяти — даты, лица, имена, адреса квартир и названья станций. Мы не снимся. Мы им не снимся — давно и прочно, безнадежно, патово, тупиково. А за нас кто-то ставит и ставит точки — и на плечи нам падают зимний город, ледяное небо, чумные звезды. Снег ложится за ворот.
И прямо к горлу подступает колюче и остро — просто…
Просто нужно забыть.
Просто мы их помним.
Просто мы не забрали ключи от двери.
Просто мы почему-то наивно верим, что однажды они
наберут
наш номер.